Статья 29 Конституции Российской Федерации гарантирует свободу мысли и слова, равно как и свободу массовой информации.. Статья 152 Конституции Российской Федерации предусматривает, что гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство и деловую репутацию сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности. Гражданин также вправе требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных распространением таких сведений.

Гражданский процессуальный кодекс РСФСР (действовавший в то время) предусматривает:
Статья 41. Участие прокурора в процессе
"Прокурор имеет право обратиться в суд с заявлением в защиту прав и охраняемых законом интересов других лиц или вступить в дело в любой стадии процесса, если этого требует охрана государственных или общественных интересов или прав и охраняемых законом интересов граждан.
Участие прокурора в разбирательстве гражданского дела обязательно в случаях, когда это предусмотрено законом или когда необходимость участия прокурора в данном деле признана судом.
Прокурор, участвующий в деле, знакомится с материалами дела, заявляет отводы, представляет доказательства, участвует в исследовании доказательств, заявляет ходатайства, дает заключения по вопросам, возникающим во время разбирательства дела, и по существу дела в целом, а также совершает другие процессуальные действия, предусмотренные законом. Отказ прокурора от заявления, поданного в защиту интересов другого лица, не лишает это лицо права требовать рассмотрения дела по существу".
СУТЬ ЖАЛОБЫ
Заявитель в соответствии с пунктом 1 статьи 10 Конвенции жаловалась на нарушение ее права распространять информацию.
Ссылаясь на положения статей 6 и 13 Конвенции, заявитель указывала на отсутствие справедливого судебного разбирательства по иску о диффамации, поданному против нее. В частности, она утверждала, что в ходе судебного разбирательства не был соблюден принцип равенства сторон и что она не была извещена о времени и дне возобновления судебного слушания после перерыва, объявленного 23 августа 2001 г.
Заявитель отмечала, что вопреки положениям статьи 13 Конвенции национальные суды отклонили ее иск против прокурора В.Н. Ткача.
ПРАВО
1. Заявитель жаловалась, что ее право на свободу выражения мнения было нарушено в ходе судебного разбирательства, результатом которого стало Решение Калининградского областного суда от 10 октября 2001 г. Она утверждала о нарушении статьи 10 Конвенции, которая предусматривает:
"1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.
2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия".
A. Доводы сторон
Власти Российской Федерации
Власти Российской Федерации отрицали факт вмешательства в право заявителя на получение и распространение информации или в ее право на выражение собственного мнения. Они утверждали, что решения российских судов касались распространения сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию лица, и, следовательно, положения пункта 1 статьи 10 Конвенции должны толковаться не только в свете пункта 2 той же статьи, но и также с учетом положений статьи 17 Конвенции. Суды верно применили статью 152 Гражданского кодекса Российской Федерации. Власти Российской Федерации полагали, что судебные решения национальных судов не нарушили баланс прав заявителя, предусмотренных статьей 10 Конвенции, и прав В.Н. Ткача в соответствии со статьей 8 Конвенции. Они отметили, что нет оснований полагать, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции только потому, что заявитель являлась журналистом, а потерпевшая сторона - прокурором. Наконец, они полагали, что решения национальных судов были оправданы в свете пункта 2 статьи 10 Конвенции и ссылались в связи с этим на параграф 53 Постановления Европейского суда по делу "Маронек против Словакии" ({Maronek} <*> v. Slovakia) (жалоба N 32686/96, ECHR 2001-III).
--------------------------------
<*> Здесь и далее по тексту слова на национальном языке набраны латинским шрифтом и выделены фигурными скобками.
Заявитель
Заявитель утверждала, что предложение "никакой корреспондент не имеет права выносить на всеобщее обсуждение, в какой квартире живет прокурор, какую жилплощадь занимает и т.д.", содержащееся в исковом заявлении В.Н. Ткача от 3 мая 2000 г., изложенном на бланке прокуратуры Московского района г. Калининграда, на самом деле представляло собой предписание прокурора, распространяющееся на всех журналистов, и, следовательно, de facto приравнивалось к цензуре. По мнению заявителя, такое вмешательство не является оправданным по смыслу пункта 2 статьи 10 Конвенции, поскольку подобное ограничение свободы выражения мнения не преследует ни одну из законных целей, перечисленных в указанной статье. Заявитель полагала, что тот факт, что национальные суды не привлекли прокурора В.Н. Ткача к ответственности в связи с приведенной выше фразой, нарушил ее право на выражение мнения и суждений. Она ссылалась на судебные решения Центрального районного суда г. Калининграда от 17 апреля и 12 ноября 2002 г., которыми было подтверждено, что статьи заявителя не были клеветническими.
B. Мнение Европейского суда
Европейский суд установил, что оспариваемые судебные решения являлись вмешательством в право заявителя на свободу выражения мнения в соответствии с пунктом 1 статьи 10 Конвенции. Он также полагает, что данное вмешательство было "предусмотрено законом", а именно статьей 152 Гражданского кодекса Российской Федерации, и преследовало законную цель защиты "репутации и прав других лиц". Таким образом, указанное вмешательство соответствует двум из трех условий, чтобы считаться оправданным в соответствии с пунктом 2 статьи 10 Конвенции. Спорный вопрос в данном деле относится к третьему условию, указанному в пункте 2 статьи 10 Конвенции, а именно, было ли указанное вмешательство "необходимо в демократическом обществе" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Маронек против Словакии", § 47 - 48).
Касаясь оценки необходимости, Европейский суд напоминает основные принципы, имеющие отношение к статье 10 Конвенции, указанные в его прецедентном праве (см. среди прочих Постановление Европейского суда по делу "Хэндисайд против Соединенного Королевства" (Handyside v. United Kingdom) от 7 декабря 1976 г., Series A, N 24; Постановление Европейского суда по делу "Лингенс против Австрии" (Lingens v. Austria) от 8 июля 1986 г., Series A, N 103; Постановление Европейского суда по делу "Йерсильд против Дании" (Jersild v. Denmark) от 23 сентября 1994 г., Series A, N 298; Постановление Европейского суда по делу "Яновский против Польши" (Janowski v. Poland), жалоба N 25716/94, ECHR 1999-I; Постановление Европейского суда по делу "Йерусалем против Австрии" (Jerusalem v. Austria), жалоба N 26958/95, ECHR 2001-II; Постановление Европейского суда по делу "Никула против Финляндии" (Nikula v. Finland), жалоба N 31611/96, ECHR 2002-II; Постановление Европейского суда по делу "Лешник против Словакии" ({Lesnik} v. Slovakia), жалоба N 35640/97, ECHR 2003-IV и Постановление Европейского суда по делу "Янков против Болгарии" (Yankov v. Bulgaria), жалоба N 39084/97, ECHR 2003):
i) Оценка необходимости в демократическом обществе требует, чтобы Европейский суд установил: соответствовало ли обжалуемое "вмешательство" "острой общественной необходимости", было ли оно соразмерным преследуемой законной цели и являются ли доводы национальных властей, оправдывающие такое вмешательство, "существенными и достаточными" (см. Постановление Европейского суда по делу "Санди Таймс против Соединенного Королевства (N 1)" (Sunday Times v. United Kingdom (No. 1)) от 26 апреля 1979 г., Series A, N 30, p. 38, § 62). При оценке того, действительно ли существует такая необходимость, и какие меры должны быть приняты в связи с этим, национальным властям оставляется определенный минимум пределов усмотрения. Однако данная возможность оценки не является безграничной, а следует рука об руку с европейским надзором, осуществляемым Европейским судом, чьей задачей является вынесение окончательного решения относительно того, совместимо ли примененное ограничение права со свободой выражения мнения, гарантированной статьей 10 Конвенции. Таким образом, при осуществлении своей надзорной функции задачей Европейского суда не является замещение национальных властей, а скорее осуществление надзора за соблюдением положений статьи 10 в свете всего дела в целом и решений, принимаемых ими в соответствии с их возможностью самостоятельной оценки (см. среди прочих Постановление Европейского суда по делу "Фрессоз и Руар против Франции" (Fressoz and Roire v. France), жалоба N 29183/95, § 45, ECHR 1999-I).
ii) В делах о свободе выражения мнения необходимо проводить разграничение между изложением фактов и оценочными суждениями. В то время как факты могут быть доказаны, правдивость оценочных суждений не поддается доказыванию. Требование о доказывании правдивости оценочного суждения неисполнимо и само по себе нарушает свободу мнения, что является основной частью права, гарантированного статьей 10 Конвенции (см., например, упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Лингенс против Австрии", § 46; Постановление Европейского суда по делу "Обершлик против Австрии (N 1)" (Oberschlick v. Austria (No. 1)) от 23 мая 1991 г., Series A, N 204, p. 27, § 63). Тем не менее даже в тех случаях, когда изложение фактов приравнивается к оценочному суждению, соразмерность вмешательства может зависеть от того, существует ли достаточная фактическая основа для оспариваемого утверждения, поскольку даже оценочное суждение может быть чрезмерным без какой-либо фактической базы в его подтверждение (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Йерусалем против Австрии", § 43).
iii) Другим фактором, имеющим определенное отношение к данному делу, является та существенная функция, которую пресса выполняет в демократическом обществе. Несмотря на то, что пресса не должна переступать через определенные пределы, в частности, касаясь репутации и прав других лиц, а также необходимости предотвращения разглашения конфиденциальной информации, тем не менее основной ее задачей является распространение - способом, согласующимся с ее обязательствами и ответственностью - информации и идей по всем вопросам, вызывающим общественный интерес (см. Постановление Европейского суда по делу "Торгейр Торгейрсон против Исландии" (Thorgeir Thorgeirson v. Iceland) от 25 июня 1992 г., Series A, N 239, p. 27, § 63; упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Йерсильд против Дании", § 31; Постановление Европейского суда по делу "Де Хаэс и Гийзельс против Бельгии" (De Haes and Gijsels v. Belgium) от 24 февраля 1997 г., Reports of Judgments and Decisions 1997 I, pp. 233 - 34, § 37). Более того, Европейский суд учитывает на тот факт, что журналистская свобода также распространяется на возможное использование в определенной степени преувеличений или даже провокации (см. Постановление Европейского суда по делу "Прагер и Обершлик против Австрии" (Prager and Oberschlick v. Austria) от 26 апреля 1995 г., Series A, N 313, p. 19, § 38). Таким образом, дозволенный предел оценки на национальном уровне ограничивается интересами демократического общества в наделении прессы возможностью осуществлять свою наиважнейшую роль "наблюдателя общества" при распространении информации, представляющей общественный интерес (см. Постановление Европейского суда по делу "Гудвин против Соединенного Королевства" (Goodwin v. United Kingdom) от 27 марта 1996 г., Reports of Judgments and Decisions 1996-II, p. 500, § 39).
iv) Наконец, необходимо напомнить, что в демократическом обществе частные лица наделены правом комментировать и критиковать как само отправление правосудия, так и должностных лиц, участвующих в нем. Границы допустимой критики в отношении государственных служащих, осуществляющих свои властные полномочия, вероятно, в определенных случаях могут быть шире, чем пределы критики в отношении частных лиц. Тем не менее нельзя сказать, что государственные служащие сознательно открывают себя общественности для тщательного наблюдения за каждым своим словом и поступком в той степени, в которой это делают политические деятели и, следовательно, подлежат обращению на равных основаниях с политиками, когда речь идет о критике в отношении их действий. Более того, государственные служащие должны обладать доверием со стороны общества в условиях отсутствия незаконных волнений в том случае, если они будут должным образом исполнять свои полномочия, и, таким образом, абсолютно необходимо защищать их от обидных, оскорбительных или диффамационных нападок при осуществлении ими своих служебных обязанностей. Прокуроры - государственные служащие, чьей задачей является содействие должному осуществлению правосудия. В связи с этим они образуют часть судебного аппарата в более широком смысле этого понятия. Именно в общих интересах они как судебные чиновники должны пользоваться общественным доверием. Следовательно, государству необходимо обеспечивать их защиту от необоснованных обвинений (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Лешник против Словакии", § 53 - 54).
Возвращаясь к обстоятельствам данного дела, Европейский суд заметил, что на заявителя была возложена гражданско-правовая ответственность за распространение сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию районного прокурора посредством написания и опубликования двух ее статьей от 27 апреля и 16 ноября 2000 г. В обеих статьях заявитель указала, что прокурор Московского района г. Калининграда В.Н. Ткач оказывал либо прямое, либо посредством своего коллеги, прокурора Центрального района, незаконное давление на районный суд, рассматривавший гражданско-правовой спор между супругой прокурора и ее соседями. Заявитель в своих статьях подразумевала, что требования супруги прокурора были несправедливыми, если не сказать незаконными, и ее иск был удовлетворен только потому, что В.Н. Ткач склонил районный суд на сторону своей супруги.
У Европейского суда нет сомнений, что справедливость при осуществлении правосудия является вопросом общественного значения, и на журналистов возложена роль "общественного сторожа", а также задача по выявлению попыток вмешательства в судебное разбирательство или оказания влияния на исход разбирательства внесудебными мерами. В данном деле статьи описывают спор между соседями таким образом, что у читателей появляется впечатление, что В.Н. Ткач использовал связи и властные полномочия, которые присущи государственному прокурору, с тем, чтобы склонить чашу весов правосудия в пользу своей супруги, являвшейся истцом по делу.
Европейский суд отмечает, что все утверждения исходили от самой Г.И. Чернышевой: она не цитировала другой источник информации, равно как и не повторяла заявления, сделанные другими лицами. В связи с этим Европейский суд напоминает, что статья 10 Конвенции защищает право журналистов распространять сведения по вопросам, имеющим общественный интерес, при условии, что они действуют добросовестно, основываясь на достоверных фактах и предоставляя "надежную и точную" информацию в соответствии с журналистской этикой (см. Постановление Европейского суда по делу "Фрессоз и Руар против Франции" (Fressoz and Roire v. France), жалоба N 29183/95, § 54, ECHR 1999-I; Постановление Европейского суда по делу "Швабе против Австрии" (Schwabe v. Austria) от 28 августа 1992 г., Series A, N 242 B, p. 34, § 34; Постановление Европейского суда по делу "Прагер и Обершлик против Австрии" (Prager and Oberschlick v. Austria) от 26 апреля 1995 г., Series A, N 313, p. 18, § 37). Следовательно, статья 10 Конвенции не предоставляет неограниченную свободу выражения мнения даже в отношении освещения прессой вопросов, имеющих существенное общественной значение. В рамках пункта 2 данной статьи Конвенции осуществление подобной свободы сопряжено с "обязанностями и ответственностью", которые также применимы к прессе. Эти "обязанности и ответственность" должны принимать особое значение, когда, как и в данном деле, возникает вопрос, связанный с порочением репутации названного лица.
Европейский суд полагает, что в данном деле нет необходимости исследовать, являлись ли оспариваемые извлечения из статей заявителя изложением фактов или оценочными суждениями.
Даже при самом либеральном толковании обвинение подобного рода, выдвинутое заявителем, требовало некоторого фактического обоснования. Тем не менее, по мнению Европейского суда, подобное обоснование явно отсутствовало: ни на одной из стадий судебного разбирательства - ни в национальных судах, ни в Европейском суде - заявитель не сделала попытки подтвердить достоверность ее утверждений.
Изучив все имеющиеся доказательства, суды Российской Федерации установили, что оспариваемые извлечения из статей заявителя не соответствовали действительности. Суды установили, что В.Н. Ткач не являлся стороной гражданско-правового спора между его женой и соседями Ш. Он не принимал участия в деле ни в качестве истца, ни третьей стороны, ни свидетеля и не в качестве представителя органа государственной власти. В любом случае, В.Н. Ткач работал в прокуратуре другого относительно районного суда, рассматривавшего спор, административного района. Суды Российской Федерации не установили никаких доказательств того, что В.Н. Ткач благодаря своим личным связям или иным образом оказывал влияние на судебное разбирательство в районном суде. В распоряжении Европейского суда отсутствует какая-либо информация, указывающая на то, что выводы национальных судов противоречат обстоятельствам дела или являются произвольными. Европейский суд удовлетворен тем, что основания вмешательства, названные судами Российской Федерации в связи с обвинениями заявителя в адрес В.Н. Ткача в том, что он оказывал воздействие на районные суды, были уместными и достаточными.
Обвинения, выдвинутые заявителем, были достаточно серьезны и повторялись ею в ряде публикаций. Они были направлены на оскорбление В.Н. Ткача, оказание негативного воздействия на осуществление им своих должностных обязанностей, а также являлись порочащими его репутацию. Нет оснований полагать, что заявителю воспрепятствовали в проведении адекватного расследования в поддержку своих обвинений или в более гармоничном освещении сложившейся ситуации.
На основании изложенного и принимая во внимание указанный вывод о явном отсутствии фактического обоснования, Европейский суд полагает, что утверждения заявителя не представляли собой справедливый комментарий к процессу осуществления правосудия, а скорее являлись безосновательными нападками на деловую репутацию прокурора (см., для сравнения, a contrario, Постановление Европейского суда по делу "Унабхенгиге Инициативе Информационсфильфальт" против Австрии" ({Unabhangige} Initiative Informationsvielfalt v. Austria), жалоба N 28525/95, § 43, ECHR 2002-I). Таким образом, Европейский суд установил, что имела место острая общественная необходимость в предотвращении небрежного употребления подобных серьезных заявлений.
Касаясь соразмерности вмешательства, Европейский суд напоминает, что им не было установлено нарушение статьи 10 Конвенции в деле "Лешник против Словакии", в котором заявитель был привлечен к уголовной ответственности за обвинение прокурора в ненадлежащем поведении и нарушении норм права в письме, направленном им в Генеральную прокуратуру, независимо от того, что оспариваемые утверждения не были распространены через средства массовой информации или иным образом стали известны для окружающих с помощью заявителя, а содержались в письмах, адресованных самому прокурору и его вышестоящему руководству. В данном деле, наоборот, заявитель, являясь профессиональным журналистом, умышленно сделала общеизвестными свои доводы, опубликовав их неоднократно в газете, имеющей тираж в 3000 экземпляров. Вред, причиненный В.Н. Ткачу утверждениями заявителя, усиливается тем, что газета, в которой они были опубликованы, является официальным периодическим изданием городской администрации, и что у читательской аудитории могло возникнуть впечатление, что критика профессиональной деятельности прокурора поддерживалась муниципальными властями.
Более того, оценивая соразмерность вмешательства, во внимание также необходимо принимать сущность и строгость применяемого наказания (см. среди последних прецедентов Постановление Европейского суда по делу "Скалка против Польши" ({Skalka} v. Poland) от 27 мая 2003 г., жалоба N 43425/98, § 38). В связи с этим Европейский суд отмечает, что судебное разбирательство по делу было по существу, скорее, гражданско-правовым, чем уголовно-правовым и что в итоге на заявителя была возложена обязанность выплатить совсем небольшую сумму в размере 250 рублей (9 евро). Необходимо также отметить, что, принимая решение о значительном снижении размера суммы, подлежащей выплате, областной суд заметил, что обсуждаемое судебное разбирательство имело место на самом деле и вина заявителя - только в "ошибочной оценке" обстоятельств этого судебного разбирательства.
В свете указанных доводов и принимая во внимание возможность усмотрения, предоставленного национальным властям в данной категории дел, Европейский суд приходит к выводу, что обжалуемое вмешательство не являлось несоразмерным преследуемой законной цели и что его причины, названные российскими судами, были достаточными и уместными для его обоснования. Таким образом, можно полагать, что данное вмешательство было необходимо в демократическом обществе для защиты репутации и прав других лиц по смыслу пункта 2 статьи 10 Конвенции.
Следовательно, данная часть жалобы является явно необоснованной и должна быть отклонена в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.
2. Заявитель, ссылаясь на пункт 1 статьи 6 Конвенции, жаловалась на нарушение принципа равенства в судебном процессе в том, что истец принимал участие в судебном разбирательстве не как частное лицо, а, скорее, в своем официальном качестве, то есть как прокурор. В соответствии с данной статьей она также жаловалась на то, что ей не предоставили возможность присутствовать на судебном слушании 23 августа 2001 г. Статья 6 Конвенции в части, применимой к настоящему делу, гласит:
"Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях... имеет право на справедливое... разбирательство дела... судом...".
A. Доводы сторон
Власти Российской Федерации
Власти Российской Федерации утверждали, что В.Н. Ткач обратился с иском о диффамации против заявителя от своего имени, то есть как частное лицо. Они ссылались на определение Центрального районного суда от 26 января 2001 г., которым было оставлено без рассмотрения исковое заявление, изложенное на бланке прокуратуры. Власти Российской Федерации отметили, что В.Н. Ткач отозвал также свой иск от 3 мая 2000 г., в котором содержалось предложение, обжалованное заявителем.
Заявитель
Заявитель утверждала, что несоблюдение принципа равенства в гражданском разбирательстве не позволило ей извлечь пользу из справедливого определения ее прав и привело к преследованию ее со стороны прокуратуры. Она утверждала, что принцип равенства был нарушен потому, что В.Н. Ткач изложил свои исковые требования на бланке прокуратуры.
B. Мнение Европейского суда
Касаясь предполагаемого нарушения принципа равенства в гражданском процессе, Европейский суд напоминает, что в соответствии с принципом равенства, как одним из элементов более широкого понятия справедливого разбирательства, каждой из сторон должна быть предоставлена разумная возможность представлять свое дело при таких условиях, которые не ставят ее в невыгодное положение относительно ее оппонента (см. Постановление Европейского суда по делу "Домбо Бехеер Б.В." против Нидерландов" (Dombo Beheer B.V. v. Netherlands) от 27 октября 1993 г., Series A, N 274, p. 19, § 33).
В связи с этим Европейский суд полагает, что сам по себе факт, что прокурор выступал в качестве истца по гражданскому делу, не может как таковой повлечь спор в соответствии со статьей 6 Конвенции (см., mutatis mutandis, Решение Европейского суда по делу "Тодоров против Болгарии" (Todorov v. Bulgaria) от 14 марта 2002 г., жалоба N 39832/98).
Европейский суд должен рассмотреть вопрос относительно того, какую роль в судебном разбирательстве на самом деле играл прокурор (см. Постановление Европейского суда по делу "Кресс против Франции" (Kress v. France), жалоба N 39594/98, § 71 in fine, ECHR 2001-VI). Европейский суд напоминает, что по ряду дел, касающихся роли "особых" участников в судебном разбирательстве, таких как Генеральный адвокат, Правительственный комиссар или аналогичные должностные лица, он постановил, что имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции вследствие неразглашения заранее заявлений определенного должностного лица и невозможности ответа им, а также вследствие участия таких должностных лиц в совещании судей по делу, что нарушило принцип равноправия (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Кресс против Франции", § 64 - 65 и 87 с дальнейшими ссылками).
Возвращаясь к обстоятельствам данного дела, Европейский суд допускает, что изложение обстоятельств дела на бланке прокуратуры могло создать впечатление, что данное исковое заявление было подано в защиту общественных и государственных интересов, особенно в свете той важной роли, которую могла иметь прокуратура в гражданском судопроизводстве (см. для сравнения статью 41 Гражданского процессуального кодекса РСФСР, приведенную выше в разделе "Применимое национальное законодательство"). Тем не менее даже предположив, что В.Н. Ткач на самом деле намеревался таким образом обеспечить свое преимущество в судебном разбирательстве, использование официального бланка может осуждаться исключительно с этической точки зрения, тогда как с процессуальной точки зрения использование бланка не предоставило В.Н. Ткачу (как истцу) каких-либо прав, которые бы не имела другая сторона по делу. В частности, он не имел права участвовать в совещании судей, давать юридически обязательные заключения, высказывать в письменной или устной форме свою позицию по делу после выступления сторон (см. для сравнения, mutatis mutandis, упоминавшееся выше Решение Европейского суда по делу "Тодоров против Болгарии"). Европейский суд отмечает, что большее значение имеет тот факт, что все исковые заявления были впоследствии отозваны по собственному заявлению В.Н. Ткача, что было официально подтверждено промежуточным определением суда от 26 января 2001 г., то есть до рассмотрения по существу указанных исковых заявлений. Исковое заявление от 3 мая 2000 г., обжалованное заявителем, было также в числе отозванных. Европейский суд пришел к выводу, что данные документы не нарушили принцип равенства в гражданском судопроизводстве.
Далее Европейский суд отмечает, что по условиям так называемой доверенности, выданной 18 августа 2000 г. объем процессуальных прав, переданных В.Н. Ткачу, был явно определен с тем, чтобы он был идентичен объему прав "обычного" истца в гражданском судопроизводстве. Указанная доверенность не уполномочила В.Н. Ткача на получение дополнительных прав, которые предусматриваются только Законом для государственных прокуроров. Европейский суд установил, что данный документ, несмотря на свое сбивающее с толку название "доверенность", на самом деле являлся официальным разрешением для сотрудника государственного правоохранительного органа на участие в гражданском разбирательстве, которое было инициировано им в своем личном качестве. В любом случае, Европейский суд вновь отмечает, что разбирательство от имени прокуратуры (для ведения которого необходима доверенность) было прекращено. Следовательно, Европейский суд полагает, что выдача "доверенности" не могла нарушить принцип равенства сторон. Касаясь присутствия заявителя и ее представителей на судебном заседании 23 августа 2001 г., Европейский суд отмечает, что данный вопрос был тщательным образом изложен в Судебном решении суда первой инстанции и определении суда кассационной инстанции. Национальными судами было установлено, что оба представителя заявителя были должным образом извещены о времени возобновления судебных слушаний после перерыва. Их согласие было отмечено в протоколе судебного заседания, на котором был объявлен перерыв. Вопрос об отложении судебного разбирательства никем не ставился. Заявитель не представила никаких доказательств в опровержение этого. Европейский суд пришел к выводу, что право на присутствие в судебном разбирательстве было утрачено заявителем по собственной воле, и национальным судам нельзя вменить в вину то, что они не обеспечили присутствие заявителя.
В любом случае, касаясь обеих частей жалобы заявителя на нарушение положений статьи 6 Конвенции, Европейский суд установил, что обжалуемые недостатки разбирательства в суде первой инстанции, если таковые существовали, были устранены в ходе кассационного разбирательства, в котором Решение суда первой инстанции являлось предметом контроля со стороны судебного органа, обладавшего полной юрисдикцией относительно данного дела и гарантировавшего беспристрастное и независимое рассмотрение дела судом по смыслу статьи 6 Конвенции (см., mutatis mutandis, Постановление Европейского суда по делу "Де Хаан против Нидерландов" (De Haan v. Netherlands) от 26 августа 1997 г., Reports of Judgments and Decisions 1997-IV, § 52, с дальнейшими ссылками).
Следовательно, данная часть жалобы является явно необоснованной и должна быть отклонена в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.
3. Наконец, заявитель, ссылаясь к положениям статьи 13 Конвенции, утверждает, что разбирательство в национальных органах власти не представляло собой эффективное средство правовой защиты и что национальные суды оставили без удовлетворения ее встречный иск к В.Н. Ткачу. Статья 13 гласит:
"Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве."
Касаясь жалобы на оставление без удовлетворения встречного иска заявителя, Европейский суд отмечает, что у заявителя была возможность обратиться в национальные суды за рассмотрением ее требований к В.Н. Ткачу. Требование эффективности не означает, что результат разбирательства должен соответствовать намерениям заявителя (см. Решение Европейской комиссии по делу "Кайялайнен против Финляндии" (Kaijalainen v. Finland) от 12 апреля 1996 г., жалоба N 24671/94).
Более того, в соответствии с прецедентным правом Европейского суда, положения статьи 13 Конвенции применяются только в тех случаях, когда у лица имеется "доказуемое требование" считать себя жертвой нарушения прав в соответствии с Конвенцией (см. Постановление Европейского суда по делу "Бойл и Райс против Соединенного Королевства" (Boyle and Rice v. United Kingdom) от 27 апреля 1988 г, Series A, N 131, § 52). Европейским судом было установлено, что жалоба заявителя на нарушение в ее отношении положений статьей 6 и 10 Конвенции является явно необоснованной. Следовательно, в той мере, в которой статья 13 применяется в связи с жалобой заявителя на нарушение статьи 6 в контексте настоящей жалобы, заявитель не обладает "спорным требованием", и гарантии, установленные статьей 13 Конвенции, не применимы к ее жалобам.
Данная жалоба должна быть отклонена как явно необоснованная в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.
НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД ЕДИНОГЛАСНО:
Объявил жалобу неприемлемой.
Председатель Палаты
Христос РОЗАКИС
Заместитель Секретаря Секции Суда
Сантьяго КЕСАДА